2016-2-3 17:19 |
Источник - CAA Network, 1 февраля 2016 года Политический аналитик Анар Мусабаева на страницах Central Asian Analytical Network размышляет о проблеме строительства нации и государства в Кыргызстане, суть которой в том, сможет ли Кыргызстан стать самоуправляемой страной и согражданством, объединенным общим самосознанием, идентичностью, системой ценностей и культурой.
* * *
Национализм – тема весьма сложная, прежде всего, потому, что существуют разные подходы к тому, как определять нацию, этнос, национальность и государство. В основе данного обсуждения – попытка рассмотреть особенности процессов самоидентификации во взаимосвязи с процессами государство- и нациестроительства в Кыргызстане.
К большому сожалению, обсуждение на экспертном уровне проблем национализма, строительства нации и государства в Кыргызстане на протяжении всего транзитного периода шло достаточно вяло и спорадически. Ели сравнивать в этом контексте дискуссионное пространство Кыргызстана с таковыми в соседних странах, заметно наше отставание. Проблемы национализма обсуждались по большей части в СМИ, среди деятелей культуры, иногда среди обычных людей, но голоса экспертов терялись в этой массе.
Объясняется это несколькими причинами. Дело в том, что любые попытки экспертных обсуждений о строительстве национального государства, о предпосылках кыргызского национализма и его современных проявлениях неизбежно наталкивались на критику с разных сторон. Экспертов могли обвинить в продвижении идеи кыргызского этнократического государства, в расколе общества, дискриминации этнических меньшинств и прочих грехах. Во многом это объясняется тем, что в обыденном сознании глубоко укоренился советский понятийный аппарат, когда националистами называли шовинистов, ксенофобов или тех, кто не соглашался с политикой центра. Соответственно, обсуждение национализма априори считалось чем-то нехорошим.
Межэтнический конфликт на юге Кыргызстана в 2010 году способствовал возобновлению обсуждений вопросов о национализме, но сложный контекст того времени наложил еще больший отпечаток на течение и содержание подобных дискуссий. Вопросы национализма стали чрезмерно чувствительными, говорить о них стало еще труднее и болезненнее. Учитывая, что страна только что пережила политическое потрясение и перед ней стояла первоочередная задача политической стабилизации и установления межэтнического мира, существовал некоторый страх спровоцировать и усложнить и без того непростую политическую обстановку, и особенно – страх усилить напряженность в сфере межэтнических отношений.
Кроме того, важно отметить, что реакция международных организаций на конфликт сыграла свою роль. Действительно, тогда в международных СМИ и отчетах разных комиссий, изучавших причины и последствия конфликта, был заметен «обвинительный» крен в отношении кыргызского государства, оказавшегося неспособным предотвратить конфликт, а в качестве основной причины конфликта назывался кыргызский этнонационализм. Так термин «национализм», и без того сложный для понимания, стал термином эмоционально окрашенным и воспринимался исключительно негативно.
До сих пор тема национализма достаточно сложна для обсуждения, хотя она остается одной из актуальнейших для Кыргызстана, поскольку связана с процессами государствостроительства и нациестроительства.
Оба эти процесса не завершены. Основной вопрос государствостроительства – сможем ли мы, сообщество людей, живущих в стране, управлять собой самостоятельно и без давления извне. А главным вопросом нациестроительства является вопрос о том, станем ли мы, жители страны, настоящим и сплоченным согражданством, признающим одну суверенную власть и объединенным общим самосознанием, самоидентификацией, ценностной системой, культурой и историей.
Вопросы государственности и самоидентификация кыргызов в транзитном периоде
С распадом СССР Кыргызстан оказался перед необходимостью строительства самостоятельного государства. Это был достаточно болезненный процесс, поскольку находясь в составе СССР и обладая всеми формальными признаками государства, Кыргызстан, тем не менее, не обладал реальным суверенитетом и не мог проводить самостоятельную политику. Понятно, что политическая элита Кыргызстана, состоявшая из советской номенклатуры и привыкшая получать указания из «Центра», оказалась в полной растерянности, получив неожиданную «независимость». Она не смогла предложить адекватных ответов на вызовы времени, а само общество было далеко от идеи построения нации-государства, поскольку советская идеология «дружбы народов» и формирования новой исторической общности «советский народ» оказала достаточно сильное воздействие.
Советский период объективно сыграл положительную роль в консолидации кыргызов, а советская государственность, несмотря на ее усеченность, все же была этапом становления протогосударства. Экономическая модернизация Кыргызстана в советское время, а также развитие образования и культуры создали предпосылки для формирования общей идентичности. Однако идея советского плавильного котла стала препятствием для развития национального самосознания и создания полноценного государства.
До сих пор в Кыргызстане существует «синдром младшего брата», хотя с момента получения независимости прошло почти четверть века. Превратившись в титульный, или, как сейчас говорят, в государствообразующий этнос, кыргызы не перестали воспринимать себя «меньшинством».
В настоящее время синдром меньшинства дополняется внедряемым в сознание людей чувством вины или синдромом «неблагодарного младшего брата», которого поставили на путь цивилизации, помогли развиться экономически, однако «неблагодарный младший брат» не полностью лоялен и позволяет себе выпады против «старшего брата».
Кстати, синдром младшего брата – многослойный и проявляется не только в отношении русского этноса, но и в отношении казахов. Реверансы нашего политического руководства в отношении руководителей России и Казахстана, безусловно, имеют политическую составляющую, например, включающую членство в ЕАЭС или миграционную зависимость Кыргызстана от этих двух стран. Тем не менее, они также являются отражением этнических комплексов, имеющих в своей основе память о существовании ранжирования формально равноправных республик Советского Союза.
Это сложная этнопсихологическая проблема, которая только еще более усугубляется другими сконструированными уже в период независимости синдромами – синдромами бедного, малого, несостоявшегося или деградирующего государства, государства, значительное число граждан которого вынуждено жить в трудовой миграции, полукриминального или коррумпированного государства и другими.
После развала СССР в Кыргызстане, как и в других республиках бывшего СССР, наблюдалось усиление национализма, но здесь это, в основном, касалось уровня бытового общения. Были определенные запросы на самоутверждение кыргызов в качестве титульного или государствообразующего этноса, но такие идеи было слабо оформленными и не играли доминирующей роли в политическом пространстве. Если в некоторых советских республиках уже в период перестройки Горбачева появились предпосылки для национального объединения и существовали общественные движения, требовавшие реализации прав на национальное самоопределение (Прибалтика, Казахстан, например), в Кыргызстане не было каких-то организованных политических сил или движений с националистической платформой, хотя и были отдельные политики с риторикой националистов. Демократическое Движение Кыргызстана (ДДК), образовавшееся почти накануне распада Советского Союза, хотя и выступало в защиту прав кыргызской сельской молодежи на работу, земельные наделы и жилье, скорее было движением за социально-экономические права, нежели националистическим.
Примерно ко второй половине 1990-хх годов националистический дискурс значительно ослаб, и все чаще стали звучать задачи о необходимости сплочения всех этносов, построения мультикультурного общества, где все этносы равноправны. Неспроста появился акаевский лозунг «Кыргызстан – наш общий дом», впрочем, за него позднее первого президента будут сильно критиковать. Другой акаевский лозунг «Кыргызстан – Швейцария Центральной Азии» тоже может восприниматься как попытка укрепления общей идентичности граждан вокруг положительного образа страны. Какова была роль этих лозунгов – это, возможно, тема отдельного разговора. На мой взгляд, все-таки они сыграли положительную роль в смысле недопущения крайних форм национализма. Кроме того, как бы ни муссировался языковой вопрос, лингвистический национализм в Кыргызстане также не приобрел каких-то крайних форм. Русский язык был объявлен официальным, на нем велось и до сих пор ведется делопроизводство, и в целом применение русского языка не ограничивалось. В последние годы, наоборот, многие кыргызы выступают за билингвизм и улучшение преподавания русского языка в кыргызских школах. Отказались в нашей республике и от идеи перевода алфавита с кириллицы на латиницу.
В целом, нужно отметить, что сторонники идеи этнической исключительности кыргызов на протяжении всего транзитного периода не находили массовой поддержки среди граждан. Что касается властных структур, этно-ориентированные националисты не имели доминирующего положения, даже после 2010 года, когда в парламент попало определенное число депутатов, выступавших за изъятие официального статуса русского языка и продвигавших идею строительства этнической нации.
Анар Мусабаева, политический аналитик Забегая вперед, отмечу, что присутствие этих политиков все же усложнило процесс разработки и принятия Концепции укрепления единства народа и межэтнических отношений в Кыргызской Республике. Прежде чем был подписан президентский указ об утверждении этой концепции, было разработано два варианта документа. Один вариант разрабатывался группой депутатов Жогорку Кенеша (парламента Кыргызстана) под руководством Нодиры Нурматовой, депутата от фракции «Ата-Журт», другой – Ассамблеей народов Кыргызстана. Обсуждение концепций в гражданском обществе было достаточно активным. Многие называли проект Нурматовой националистическим, поскольку в нем кыргызский этнос определялся как центральный элемент государственности. Не вполне устраивал и второй документ. В итоге аппаратом президента КР был разработан компромиссный вариант документа на основе двух предыдущих проектов, который, впрочем, ввиду своей компромиссной природы, был раскритикован экспертами как эклектический, понятийно запутанный и имеющий недочеты в плане механизмов реализации.
Принятая концепция стала первым документом этнической политики государства, в основу которого была положена идея построения гражданской нации в Кыргызстане на «основе объединяющей роли государственного кыргызского языка как важнейшего элемента консолидации общества и сохранения этнического многообразия и этнокультурных особенностей этносов Кыргызстана».
Очень важно отметить, что 2010 год стал большим испытанием для Кыргызстана, в том числе и с точки зрения нациестроительства. До этого времени никто в государстве серьёзно не задумывался об отношениях между кыргызами и другими этническими группами, не существовало институционального механизма, ответственного за эту сферу. Так, отдел этнической, религиозной политики и взаимодействия с гражданским обществом в аппарате президента Кыргызской Республики был учрежден только в 2011 году, а в 2013 году образовано Государственное агентство по местному самоуправлению и межэтническим отношениям при правительстве Кыргызской Республики.
Трагические события 2010 года со всей очевидностью высветили важность вопросов «кто мы?», «какой выбор мы делаем как страна», «какова наша самоидентификационная модель», «есть ли у нас общая идентичность», «какое государство мы строим», «есть ли кыргызская нация и что она из себя представляет»? На самом деле, это сложные вопросы, и ответы на них еще не совсем найдены.
Современные националистические дискурсы в Кыргызстане
В данном разделе речь идет о проявлениях национализма в общественном дискурсе. Надо сказать, что очень привычно говорить о кыргызском национализме, поскольку кыргызы в Кыргызстане являются этническим большинством. Но, на мой взгляд, важно говорить о национализме и других этносов, который также имеет место, но, возможно, менее видим. В последнее время наблюдаются также формы националистического дискурса, связанные с современным политическим контекстом и не основанные на критерии этнической принадлежности. Обсуждение последних предлагается ниже.
Что же из себя представляет современный кыргызский националистический дискурс? Свидетельствует ли он об усилении кыргызского национализма?
На сегодня кыргызский националистический дискурс представлен разными взглядами и идеями, в основе которых лежит убежденность в необходимости защиты и продвижения интересов кыргызов как нации. Данный дискурс существует, в основном, в пространстве кыргызско-язычных печатных СМИ, в электронных СМИ и на телевидении. В основном эти СМИ выступают за возрождение национальных традиций, культуры, нравственности. Есть также стремление «возродить дух кыргызов», и делается это через использование мифического и исторического компонентов самоидентификации, которые, по замыслу, должны служить укреплению чувства национальной гордости за свой этнос и тем самым способствовать укреплению общей идентичности. В самом стремлении вернуться к истокам и возродить духовные корни народа нет ничего плохого. Но способы, методы и средства далеко не однозначны и зачастую вызывают неприятие (если сказать мягко) среди представителей других этносов.
В националистическом дискурсе также присутствуют идеи возрождения и развития кыргызского языка, повышения его роли в общественной и политической жизни, критикуются власти за то, что за более чем два десятилетия сделано очень мало для возрождения языка. Многое в этом дискурсе вполне обоснованно, если учесть, что кыргызский язык сильно утратил свои позиции во времена СССР, он практически вырождался и становился символом отсталости. Так, в столице Кыргызстана существовала только одна школа (из 60), в которой обучение велось на кыргызском языке. Во всех вузах обучение шло также на русском языке.
Говоря о языке, важно отметить проблемы с формированием единого информационного пространства в Кыргызстане. К сожалению, информационное пространство сильно фрагментировано, что является серьёзным фактором разделения общества по этническим линиям. Языковая дифференциация, при которой русскоязычный и кыргызскоязычный сегменты населения представляют собой два разных не сообщающихся сосуда, не способствует консолидации общества. Схожая проблема существует на юге страны, где жители больше смотрят и слушают узбекские телеканалы и радио.
В меньшей степени, чем традиционно-возрожденческий и языковой дискурсы, в информационном пространстве присутствуют националистические дискурсы, связанные с призывами осуществить переоценку советского наследия в смысле ценностей, моральных и нравственных принципов.
С другой стороны, в последнее время в связи со столетием события заметен интерес общества к исторической переоценке восстания кыргызов в 1916 году (Уркун) как национально-освободительного движения против царской России. Намерения правительства отметить 100-летие этих трагически событий различными мероприятиями вызывают неприятие части общества, откровенно подпитываемое извне, как попытка националистов реставрировать или переделать историю, создать исторические мифы и внести семена раскола в отношения между этносами.
Обсуждая националистический общественный дискурс, необходимо подчеркнуть, что в Кыргызстане нет четко выраженных политических платформ кыргызского национализма. Несмотря на националистическую риторику отдельных политиков, в стране отсутствуют политические партии, в основе идейной платформы которых лежит идея этнонационализма. Даже партии, которые позиционировали (позиционируют) себя защитниками интересов кыргызского народа, неспособны предложить программу или проект будущего, альтернативные официальному курсу. Очевидно то, что политики используют националистические лозунги главным образом во время избирательных кампаний для привлечения определённого электората. В целом, мобилизационный потенциал национализма как политической идеологии достаточно слаб. В стране не существует лидера, который обладает консолидирующим потенциалом на основе этнического национализма. Это неудивительно, поскольку основная масса власть предержащих вышли из советской системы, они и мыслят, и управляют по-советски. Определенное обновление политической элиты происходит, но медленно и не всегда за счет нового поколенческого сегмента, а зачастую за счет пополнения из числа нуворишей и компрадоров.
Достаточно интересным явлением, характерным для Кыргызстана, стало еще одно направление общественного дискурса, связанное с национализмом, но в другом понимании. В отличие от предыдущих форм этнонационалистического дискурса, данное направление связано с критикой решения руководства Кыргызстана о вступлении в Таможенный союз и ЕАЭС и отказа от многовекторной внешней политики. Носители этого дискурса представляют разные этносы, они в основном существуют в интернет-пространстве, а также частично доносят свои идеи через телевидение. Эта группа институционально не оформлена, она достаточно условна и размыта. Условно можно назвать данное направление как «Защитники суверенитета» поскольку во главу угла они ставят право Кыргызстана вести самостоятельную политику без оглядки на более сильных региональных игроков и противодействие попыткам ограничения суверенитета страны путем втягивания в неравноправные интеграционные объединения.
Хотя это направление слабо, но, возможно, будет набирать силу, поскольку для этого есть определенные предпосылки, в частности – растущее разочарование в обществе по поводу вступления в ЕАЭС, ухудшающаяся экономическая ситуация в стране и возможность нарастания социального напряжения, а также некоторые непопулярные среди населения законы или их проекты. Весьма показательно недавнее бурное обсуждение в социальных сетях проекта «Соглашения между правительством Кыргызской Республики и правительством Российской Федерации о сотрудничестве в области массовых коммуникаций», по которому федеральным телеканалам «Первый канал», «Всемирная сеть» и «РТР Планета» будет придан особый статус. Данное соглашение вызвало резкую критику в гражданском обществе как неправильный шаг правительства, создающий угрозы национальной информационной безопасности.
В целом, за исключением последнего дискурса, который объединил представителей разных этносов, в Кыргызстане доминирует традиционное представление о том, что национализм является кыргызским этническим национализмом и направлен он, прежде всего, на укрепление интересов кыргызского этноса.
Проект будущего и проблемы консолидации кыргызской нации
Проблемы национальной консолидации связаны во многом с историей. На протяжении веков кыргызы жили в составе разных государств и оставались периферийным этносом. Это относится и к периоду нахождения в составе Российской империи, а затем в составе СССР. Сформировавшаяся экономическая, культурная и политическая зависимость от метрополии лишили политическую и интеллектуальную элиту навыков целеполагания и выработки собственной политики. В итоге за два с лишним десятилетия периода независимости Кыргызстан так и не смог выработать свой собственный проект будущего. Не получилось разработать государственную идеологию или стратегию, которая нашла бы отклик в сознании если не большинства, то хотя бы среди значительной части граждан. Но попытки были.
На мой взгляд, именно ввиду отсутствия проекта будущего, для Кыргызстана более характерно обращение в историю, поиск «золотого века» кыргызов и их государственности, чтобы черпать оттуда какие-то идеи для современности. 1000-летие эпоса «Манас», 2200-летие кыргызской государственности, 3000-летие города Ош - все это подобные примеры. В этом контексте, как мне кажется, нарождается еще один водораздел в обществе. Не секрет, что при обсуждении традиций, культуры кыргызов в тех же кыргызскоязычных СМИ очень часто употребляется идея о том, что кыргызы – улуу эл, то есть великий народ. По моим наблюдениям в последнее время формируются критические позиции среди самих кыргызов в отношении подобных высказываний, некоторые даже дали название этому феномену – улуумания. В основе критицизма улуумании лежит идея о том, что чрезмерное возвеличивание нации по критерию ее древности и особых нравственных характеристик без учета современных реалий, учета недостатков, присущих представителям этой нации на современном этапе, и попыток устранить эти недостатки никакого развития не будет. По-видимому, можно считать, что это зачатки здоровой дискуссии и понимания важности развития нации, трезвой оценки своего опыта и использования лучших образцов чужого опыта.
Безусловно, никто не спорит с необходимостью реставрации истории кыргызов и Кыргызстана. Но кроме мифологических и этнографических материалов важно использовать документированные материалы на разных языках. Для этого наши историки должны обладать соответствующим потенциалом (научным, языковым) и ресурсами. Плачевное состояние финансирования нашей исторической, как, впрочем, и всей науки всем известно. Правда, в связи с тем, что 2016 год был официально объявлен в Кыргызстане Годом истории и культуры, маленький оптимизм все-таки присутствует.
Попытки укрепления национальной гордости через популяризацию эпоса «Манас», поиски национального бренда страны, съемки исторических фильмов, попытки возрождения тенгрианства как исконной религии кыргызов – это примеры шагов, которые предпринимались для укрепления общей идентичности. Однако все эти попытки обращены в прошлое, но не настоящее, и тем более – не в будущее.
Отсутствие в Кыргызстане собственного проекта будущего служит препятствием к осмыслению места, которое наша страна занимает в современном мироустройстве. В контексте вступления Кыргызстана в ЕАЭС интересен вопрос, является ли это выбором будущего вектора и соответствует ли он выбору большей части граждан?
С одной стороны, есть значительное число людей, которые одобряют разворот Кыргызстана в сторону партнеров из бывшего СССР. Вступление в ЕАЭС воспринимается ими как возвращение на круги своя. Агитация нашего правительства и «мягкая сила» союзников сыграли в этом свою роль. Означает ли это то, что Кыргызстан устал от поиска своей формулы суверенного развития и предпочитает снова оказаться в привычной роли «младшего брата», или это вынужденный шаг, хотя и формально добровольный? В последнем случае как это отразится на процессе государствостроительства? Или, это и есть наш проект будущего?
С другой стороны, в настоящее время растет и число тех, кто воспринимает вступление Кыргызстана в ЕАЭС как неправильный шаг руководства страны, создающий угрозы для сохранения суверенитета страны. Можно ли сказать, что это зачатки гражданского национализма, тем более учитывая, что данный лагерь объединяет представителей разных этнических групп? Имеет ли данное направление национализма политический мобилизационный потенциал?
Эти вопросы требуют серьёзного обсуждения на экспертном уровне и, возможно, проведения специальных исследований.
Одна из главных причин отсутствия проекта будущего заключается в отсутствии консолидированной политической элиты, которая опиралась бы на какую-то большую идею. Политические деятели, которые крутятся во властных структурах, являются по большей части самоназванной элитой и морального авторитета не имеют. Интеллектуальная элита предпочитает отмалчиваться по вопросам нациестроительства, опасаясь нападок в свой адрес, в результате чего в дискуссионном поле часто тон задают неквалифицированные люди или откровенные мракобесы.
Весьма важным вопросом, касающимся национальной консолидации, является вопрос о готовности элит и всего общества к строительству гражданской нации. Несмотря на принятие Концепции укрепления мира и межэтнического согласия, вряд ли можно утверждать, что в обществе есть консенсус о том, что нужно строить гражданскую нацию. Общество пока не готово и к тому, что понятие кыргызской нации будет в себя включать все этносы, проживающие в Кыргызстане. К этому не готовы как кыргызы, так и другие этносы. Сам этноним «кыргыз» пока недостаточно привлекателен для представителей других этносов. Это связано и с уровнем экономического развития Кыргызстана (где особенно нечем похвастаться) и сложившимися стереотипами по поводу «кыргызчылык», феномена, который даже среди самих кыргызов ассоциируется с понятиями «некачественно», «абы как», «непрофессионально», «не по закону» и другими негативными ассоциациями.
Кыргызстан упустил возможность сделать образ страны привлекательным как во взаимоотношениях с внешним миром, так и для собственных граждан, когда постепенно терял репутацию «островка демократии». Не смогли мы воспользоваться во благо страны и тем авансом доверия со стороны международного сообщества, который присутствовал после тюльпановой революции 2005 года. Власти создали ситуацию, приведшую к ухудшению имиджа страны и приобретению Кыргызстаном репутации несостоявшегося государства, но при этом предпочли переложить вину за состояние страны на пресловутые «внешние силы».
Вопросы консолидации нации и поиска проекта будущего связаны с вопросами множественных идентичностей кыргызстанцев и возможностями вовлечения страны в проекты внешних игроков.
Какую роль играет исламская идентичность кыргызов в процессах нациестроительства? Противоречит ли ислам существованию нации-государства? Опасно ли с точки зрения нациестроительства усиление влияния исламской религии и активизирующаяся с каждым днем религиозная социализация? Какую роль играют тюркизм, номадизм, родоплеменная или региональные идентичности в процессе нациестроительства? Пока обсуждение этих тем остается фрагментированным и не позволяет сделать более или менее обоснованные выводы.
Заключение
Обсуждать вопросы национализма в Кыргызстане всегда было сложно, особенно после 2010 года, потому что по инерции внимание переключается на сферу межэтнических отношений и в таком контексте национализм всегда имеет негативную коннотацию.
Понятийная неразбериха и отсутствие консенсуса по поводу того, что считать нацией, а также разделение дискуссионного поля на русскоязычный и кыргызоязычный сегменты является серьёзным препятствием для общественного диалога. Зачастую это два параллельных мира, редко пересекающихся и несущих разные смыслы и сигналы, что само по себе содержит в себе скорее конфликтный, нежели консолидирующий потенциал.
Несмотря на все эти трудности, вопросы национализма остаются актуальнейшими для Кыргызстана и требуют всестороннего обсуждения, прежде всего на экспертном уровне. Межэтнический конфликт 2010 года остро высветил необходимость поиска ответа на вопросы «кто мы?», «какое государство строим?», «как нам относиться к своему прошлому и какое будущее мы хотим для своей страны?». Это был для нас очень драматичный период, когда хрупкость нашей государственности стала очевидной.
Два процесса – процесс государствостроительства и процесс нациестроительства – являются важными процессами для Кыргызстана, не так давно вступившего на самостоятельный путь развития. Суть их в том, сможет ли Кыргызстан стать самоуправляемой страной и согражданством, объединенным общим самосознанием, идентичностью, системой ценностей и культурой.
Небольшой анализ, предложенный выше, позволяет говорить о том, что на данном этапе оба процесса не завершены. Процесс национального объединения и консолидации, а также поиск идентичности идут сложно и хаотично. Гибридная идентичность или многослойные идентичности жителей нашей страны пока еще не позволяют центростремительным силам полностью перевесить центробежные силы. Такое состояние общества не способствует консолидации и укреплению государственности. А без этого сложно говорить о строительстве гражданской нации или согражданства.
То, что на протяжении всего транзитного периода сторонники крайнего этнического национализма не смогли закрепить за собой доминирующие позиции, возможно, говорит о потенциале для создания гражданской нации Кыргызстана. Однако готово ли к этому общество сейчас?
Во многом проблемы национальной консолидации связаны с историей кыргызов, с историей государственности. Вхождение Кыргызстана в состав различных государств на протяжении веков привело к утрате навыка целеполагания (прежде всего у элиты) и мешало выработке собственных моделей развития. Отсутствие в Кыргызстане собственного проекта будущего служит препятствием к осмыслению места, которая наша страна занимает или может занимать в современном мироустройстве. Пока самоидентификационные процессы обращены только в сторону прошлого.
Анар Мусабаева
.
Подробнее читайте на fergana.agency ...